Когда слышу фразу «Независимость на белорусов упала с неба» — понимаю; тот, кто так говорит, не был ни на одном из многотысячных митингов БНФ в 1988-1991 годах, не читал о белорусах, которые практически в каждом поколении на протяжении веков в разные времена заплатили за стремление к независимости собственной жизнью.
Когда говорят, что Беларусь получила бы независимость «все равно», потому что «получили все», и что в этом нет никакой заслуги БНФ во главе с Зеноном Позняком, я думаю об Украине и о Чехии.
В Украине никто из адекватных комментаторов не будет оспаривать заслуги Вячеслава Черновола и Народного Руха в обретении независимости страны. Хотя не только Черновол и не только Рух за нее боролись.
Провозглашение независимости Чехословакии в 1918 году было частью процесса распада Австро-Венгерской империи (как, например, и суверенитет Венгрии) — но в Праге ежегодно отмечают 28 октября как государственный праздник, а Масарику отдают должное как основателю государства. Хотя рядом с ним были и другие политики.
И только белорусы стремятся для события, которое является для любой нации главным, найти объяснение в каких-то внешних факторах, списать все на счастливое стечение обстоятельств.
Кто же спорит: все происходящее в жизни наций — результат стечения обстоятельств. Но в то же время — и действий отдельных лидеров.
Обо всем этом думается в дни, когда свое 80-летие отмечает политик, который до белорусской независимости сделал как никто другой из наших современников.
Есть повод задуматься и о личных качествах, которые помогли ему осуществить эту миссию.
Я бы назвал три самых важных.
Первое — это способность выделить главную цель и последовательно, невзирая на неблагоприятные внешние обстоятельства и критику, часто жесткую, идти к ней.
Второе — способность почувствовать это самое вышеупомянутое благоприятное стечение обстоятельств (наверное, здесь играет роль и интуиция) и максимально эффективно его использовать. Лучший пример — август 91-го, о чем ниже подробно.
И наконец, третье качество, которое Позняку ставили и вменяют чаще всего: максимально критическое отношение к России.
Вот о нем хотел бы сказать более подробно, так как, по моему убеждению, оно сыграло положительную роль в достижении независимости.
Приходилось слышать, что Позняк якобы не способен переступить через личные обиды, простить тех, кто когда-то оплевывал его за определенные идеи, а теперь сам эти идеи исповедует. Это — неправда, и я знаю случаи, когда Позняк простил людям действия, которые, например, абсолютное большинство моих друзей и знакомых не простили бы. В этом смысле я бы даже назвал Зенона Станиславовича человеком чрезмерно мягким и толерантным, как это ни покажется странным тем, кто его слабо знает лично.
Нет в нем и мстительности (в отличие от одного моего знакомого, автора блестящей фразы «Я человек не злопамятный: отомстил — и забыл»).
Но вот чего Позняк действительно не простит, особенно если речь идет о политиках — это дружелюбного отношения к России и надежды на то, что «Москва нам поможет».
Возможно, такой степени непринятия России, как у Позняка, не было и нет ни у кого из сколько-нибудь заметных личностей белорусской политической жизни за последние десятилетия.
И эта позиция его осознана, обусловлена осмыслением той негативной роли, которую Москва сыграла в судьбе нации.
Давайте честно: для какой другой нации захватнические нападения, в которых погибало до половины населения, были бы главным, так сказать, политическим, культурным и психологическим кодом (как для евреев — Холокост; между Израилем и ФРГ нормальные политические и экономические отношения, но невозможно представить, чтобы евреи называли немцев «братским народом»).
Абсолютное же большинство населения Беларуси что при коммунистах, что при Лукашенко ничего не знает, просто не слышала о таких войнах Москвы с Беларусью, для них русские — самый что ни есть «братский народ».
Позняк же об этой роли России не забыл. Ну а память о родном деде, уничтоженном НКВДистами, болит в нем с детства. И поэтому Россия, Москва для него — абсолютное зло.
(Здесь замечу, что имеется в виду Россия как государство, как империя, и русские как носители имперской идеологии, а не этническое происхождение. Известно, что на прямом телеэфире во время президентских выборов 1994 года, отвечая на вопрос об отношении к этническим русским, Позняк сказал, что хочет, чтобы русские чувствовали себя в Беларуси лучше, чем в России).
И на моих глазах произошло событие, когда это сыграло для Беларуси судьбоносную роль.
Имею в виду голосование за Независимость на сессии Верховного Совета 25 августа 1991 года.
Но сначала несколько слов о контексте. Сама сессия, напомню, была созвана по требованию депутатов Оппозиции БНФ во главе с Позняком — и далеко не сразу удалось убедить председателя ВС Николая Дементея и членов Президиума ВС это сделать.
Депутаты БНФ за двое суток подготовили пакет законопроектов для провозглашения Независимости (более двадцати), самым главным из которых было придание Декларации о суверенитете статуса конституционного закона.
Президиум же ВС выносил только два вопроса, которые в начале сессии, 24 августа, представлял первый заместитель председателя ВС Станислав Шушкевич: «О текущем моменте» и… «О проекте Союзного договора». И — ни слова о Независимости.
Более того. Это может восприниматься неожиданно для тех, кто не знает, но Шушкевич в первый день сессии однозначно негативно воспринял предложение Оппозиции БНФ о придании Декларации статуса конституционной силы, даже назвал ее «нонсенсом». Такое отношение не было новостью: еще раньше он оценил наше предложение о введении собственных денег как «плохую шутку». В этом может убедиться каждый, кто прочитает стенограммы сессий ВС либо прессу тех времен.
На следующий день сессии, утром 25 августа, в Овальном зале произошло чрезвычайное событие. На трибуну пошел первый секретарь ЦК КПБ Малофеев. Он не был депутатом ВС БССР, но был народным депутатом СССР, и по регламенту имел право на выступление. Однако именно он наиболее активно из всех членов Политбюро ЦК КПСС поддержал путчистов и наиболее неистово требовал вернуться к фактически сталинским методам.
Мы повскакивали с мест и физически согнали Малофеева с трибуны.
Сессия транслировалась в прямом эфире телевидения и радио. Чтобы понять эффект, предлагаю представить, что сейчас, во время «всебелорусского народного собрания», на глазах всех чиновников, всех силовиков и всего народа Беларуси десяток депутатов сгоняют Лукашенко с трибуны и тот, как побитый, плетется на свое место.
Это было и психологическим, и политическим фиаско фактического главы республики, коммуниста №1, а по сути — крах всей Компартии. Дементей сразу объявил перерыв, а после перерыва подал в отставку. Далее сессию вел Шушкевич.
Нам удалось включить вопрос о провозглашении Независимости в повестку дня. Повлияли на это и события за пределами Беларуси: Верховная Рада Украины приняла Акт о Независимости, а Горбачев распустил КПСС. Следует признать, что и Шушкевич изменил свое отношение: теперь он поддерживал идею придания Декларации статуса конституционного закона.
Последний фактор (роспуск КПСС) для большинства депутатов-коммунистов, составлявших в парламенте большинство, весил больше, чем событие в Киеве: их родная партия исчезала. Но с другой стороны, ненавистный им Горбачев терял влияние. И одновременно, президент России Ельцин не угрожал ни судом над коммунистами, ни люстрацией, да и в среде номенклатуры воспринимался хотя и бунтарем, но «своим» (а что бунтарь — так это борьба за власть, дело для коммунистов привычное и вполне оправданное).
Позиция Шушкевича как ведущего сессии была, безусловно, существенной, но тем же номенклатурным депутатским большинством он не воспринимался как авторитетная для них фигура. Да и еще вчера он говорил противоположное. Шушкевич прямо дал понять, что не уверен, что результат голосования будет положительным.
Он был прав: по моим личным тогдашним ощущениям, в вопросе независимости парламентское большинство разделилось приблизительно наполовину.
И вот тогда слово взял Позняк.
Мне уже приходилось в книге «Девяносто первый» описывать впечатление от этой речи, которая звучала в абсолютной, мертвой тишине. Настолько абсолютной, что до сих пор в ушах стоит некий технический скрип телекамеры в противоположной стороне Овального зала.
Ошеломляющий эффект речи заключался в том, что Позняк обрушился на, бесспорно, самую популярную в те дни личность, феерического победителя путчистов — на Бориса Ельцина. Ельцин воспринимался как гарант необратимости демократического процесса. И не только в России и в мире, но и в Беларуси.
Позняк же доказывал, что Ельцин по своей сути император, что его политика в отношении Беларуси будет иметь имперский характер, что он будет руководствоваться исключительно интересами Москвы и раздавит каждого, кто встанет на его пути.
Этого депутаты-коммунисты от Позняка не ожидали. И не только они.
«Боже мой, что он говорит, он же себя закапывает!» — думал я. И пусть простят мне мои коллеги по Оппозиции БНФ, сегодня они могут говорить разное, но убежден: никто из нас на такую речь не решался бы, даже если бы был способен избавиться от благодарности Ельцину за его роль в победе над путчистами. Не говорю уже о том, что никто из нас не имел того авторитета (даже у политических оппонентов), как Позняк.
Сразу после лидера БНФ выступили Кебич, руководители регионов, призвавшие поддержать предложение Позняка, и в 20 часов с минутами Беларусь из республики превратилась в де-юре независимую страну.
Заметно, что прогноз Позняка сбылся уже через несколько дней: в конце августа Ельцин устами своего пресс-секретаря пригрозил республикам, что если они не остановят процесс суверенизации, Россия предъявит к ним территориальные претензии. Это насквозь имперское заявление «великого демократа» почему-то не было замечено политиками Запада и не насторожило их.
Таким образом, глубокое убеждение Позняка в том, что из Москвы нельзя ожидать ничего хорошего, ни от кого и никогда, сыграло свою положительную роль.
Ну а дальше можно сделать то, что академическая историческая наука настойчиво отвергает, но что иногда полезно для понимания значения определенного события или определенной личности.
Имею в виду вопрос — «Что было бы, если бы…?».
Попробуем, условно, представить ход истории без личности Зенона Позняка.
Если даже не упоминать Куропаты и создание Белорусского Народного Фронта, а просто начать с чрезвычайной сессии ВС 24-25 августа 1991-го, то роль Позняка в провозглашении Независимости выглядит не просто исключительной, она — определяющая.
Имею в виду не только его речь перед голосованием — самой сессии могло и не быть. Совсем не факт, что депутатам БНФ без Позняка удалось бы добиться ее созыва. Говорю это не абстрактно, а основываясь на реальном опыте: за пять месяцев до Сессии Независимости, в апреле 91-го, когда Позняк был в США, нам так и не удалось убедить президиум ВС созвать сессию. А тогда на площади перед Домом правительства, напомню, стояло до 100 тысяч бастующих.
Тем, кто говорит, что Беларусь в 91-м рано или поздно была бы вынуждена независимость объявить и в качестве аргумента утверждает, что «так сделали все», напомню; мы — тот народ, где очень часто бывает не «как у всех».
Ни одна из постсоветских республик не вернула советские символы. Ни одна из постсоветских республик не проголосовала за человека, который уничтожение независимости декларировал своей приоритетной целью. Ни одна из постсоветских республик не отказалась от статуса языка титульной нации как единственного государственного. Примеры можно продолжать.
Не вижу причин, по которым, если бы не Сессия Независимости и не 25 августа 1991, Беларусь была бы независимой страной.
Подписание Беловежских соглашений в декабре? Их часто вспоминают те, кто стремится принизить значимость 25 августа: мол, тогда независимость была только провозглашена, а реально она началась только после Вискулей.
Это подмена понятий и примитивное упрощение: нигде и никогда процесс суверенизации не происходит в один день.
Но дело в том, что и подписания в Вискулях не было бы. Дементей много раз говорил, что, в отличие от Шушкевича, никогда не поставил бы свою подпись. Каждый бывший депутат подтвердит, что тут Николай Иванович не лгал.
Советую подумать и над следующим вполне вероятным сюжетом. Как известно, в Вискули был приглашен и Назарбаев, и даже вылетел туда. Но приземлился в Москве — официально, на дозаправку самолета. На самом деле — для разговора с Горбачевым, который обещал ему пост премьер-министра в «обновленном Союзе». В результате в Вискулях хитроумный будущий елбасы так и не появился.
Независимость Казахстан провозгласил только 16 декабря, когда уже стало понятно, что крах империи — процесс необратимый.
Это подтверждает, что Назарбаев был за сохранение империи, надеясь занять в ней вторую (а позже, возможно, и первую) должность.
И вот теперь представьте, что Беларусь и Казахстан (ядерные республики, между прочим), не провозгласив независимость, поддерживают «союзный центр» в лице Горбачева. Так же, как поддерживают его США и другие ведущие западные страны.
Не стоит забывать, что США не признали независимость бывших советских республик (за исключением Балтии) даже после Вискулей. Они сделали это только после добровольной отставки Горбачева, в последние дни декабря.
Конечно, исторические процессы — результат сочетания многих факторов, переплетения закономерностей и случайностей, действий больших гражданских сообществ, целых народов и усилий отдельных людей. Могут иметь решающее значение мелкие, казалось бы, события — и минимально влиять глобальные явления. Так, многие военные историки сходятся во мнении, что если бы не непрекращающийся дождь, образовавший земляное месиво и сделавший невозможной мобильность войск Наполеона в битве при Ватерлоо, — результат мог бы быть другим, и тогда история Европы могла бы пойти иначе. Подобных случаев можно привести множество, как и, наоборот, примеров везения.
Но историю не перепишешь.
И остается фактом, что первым в новейшей истории Беларуси публично и в качестве политической цели достижение Независимости поднял Зенон Позняк, и что руководимый им Белорусский Народный Фронт этой цели достиг.
И удалить это из истории нации невозможно.
